Случай Мартена Герра. Южнофранцузское крестьянство, шестнадцатый век.
Мартен был женат на Бертранде, дочери состоятельного лангедокского крестьянина. Брак не был удачным - поначалу, долгое время, бесплодным. После рождения сына Мартен исчез. Когда же он вернулся, оказалось, что его место занято. Несколькими годами ранее в деревню явился молодой человек, Арно дю Тиль, выдававший себя за Мартена. Получалось у него здорово: его признали все, родственники, соседи и сама жена. читать дальше
Сомнения возникли лишь тогда, когда между дядей и самозваным племянником вспыхнул имущественый спор. Угроза потерять земельное владение открыла дяде глаза на пришельца, и началась судебная тяжба. Допрошенные судьями несколько десятков свидетелей не помогли установить истину, так как часть их отрицала, что муж Бертранды — подлинный Мартен, тогда как другие не сомневались в том, что человек, с которым она счастливо прожила несколько лет, родив дочь, и есть ее законный супруг. Что касается самого подозреваемого, то он упорно опровергал обвинения в обмане, притом настолько убедительно, что Тулузский парламент, высшая судебная палата провинции, был готов оправдать его. Однако в тот момент, когда судья собирался огласить вердикт, в суд является не кто иной, как Мартен Герр собственной персоной, на одной ноге, изменившийся, но несомненно подлинный! Бертранда и все остальные тотчас его узнают. Трикстер изобличен, осужден и повешен перед домом человека, за которого он столь долго и успешно себя выдавал.

Как можно попытаться понять мотивы действий Арно, Бертранды и остальных жителей деревни? Арно, чтобы столь успешно играть свою роль, нужно было досконально изучить прежнюю жизнь Мартена. Он превосходно знал всех людей деревни по именам и внешности, так что поначалу никто не усомнился в том, что он и есть Мартен Герр.
Отмечают, что в ту эпоху не было отчетливых критериев идентификации личности: не было ни документов, ни образцов почерка, ни даже привычки вглядываться в черты лица, которая вырабатывается использованием зеркала. Возможно, в тех условиях не развивается и физиогномическая наблюдательность. Замечание Февра о "визуальной отсталости" человека шестнадцатого века: он привык полагаться скорее на слух, нежели на зрение.
Отсюда мы понимаем, почему окружающие поверили наглому обману. Остается вопрос - как себе все это мыслил сам обманщик? Как пишет Натали Девис, его "акция" - не обычное мошенничество, а разработанная стратагема "присвоить себе чужую жизнь". Мы знаем лишь, что Арно решительно опровергал все возражения против его аутентичности в качестве Мартена Герра (правда, ничего другого ему и не оставалось, слишком далеко зашел он в своей мистификации). Он был столь убедителен и последователен в самозащите, что в его пользу на суде свидетельствовали десятки соседей; более того, ему поверил опытный и просвещенный тулузский судья де Корас, который и оставил подробное описание этого «удивительного и достопамятного» дела. Лишь после осуждения Арно, когда от него потребовали предсмертного публичного покаяния, он, наконец, готовясь предстать пред высшим Судией, признал себя обманщиком и самозванцем.
Мы знаем, какова цена, которую платят вечные притворщики: маска прирастает к лицу, прорастает внутрь. Мог ли Арно вообразить себя Мартеном? Психологическая трансформация сознания объясняет убежденность, с какой он отстаивал свою новую идентичность, и убедительность, которая произвела столь сильное впечатление на судью. Однако, конечно же, нет речи о том, что "Мартен Герр" вообще забыл, что он - Арно дю Тилль. Он играл и притворялся. Способ самоидентификации заключался не в полном отказе от собственного Я и растворении его в модели, а в уподоблении себя другому. Средневековый индивид - прежде всего член группы и преимущественно в ее недрах обретает собственное Я. Натали Дэвис с основанием утверждает, что «авантюрист и самозванец Арно дю Тиль достиг своей цели, когда сумел войти в жизнь семьи Герров» .
Арно, с блеском сыгравший роль Мартена Герра, обнаружил немалую артистичность. Перед нами незаурядная личность. И в данном случае мы имеем дело с большой пластичностью человеческого Я и с его способностью перевоплощаться. Не означает ли это, что индивидуальность средневекового человека не была строго очерчена и четко обособлена от ее окружения? Об этом свидетельствует ее тяга найти готовую матрицу, стремление слиться с прототипом и легкость, с какой она себя уподобляла образцу. Как известно, Средневековье было эпохой, в изобилии порождавшей самозванцев. Проблема самозванца является психологической проблемой.

История не выдуманная и на самом деле случилась в шестнадцатом веке - имеются подробные документальные подтверждения. Самозванцы действительно тогда объявлялись часто. Мы сами можем вспомнить и из своей истории (даже того же самого периода) подобные случаи - с царевичем Дмитрием Иоанновичем, например.
У меня возник также другой вопрос: насколько можно относить эту историю к истории средних веков. Шестнадцатый век - это уже Эпоха Возрождения, но автор книжки говорит, что поскольку, речь идет о крестьянстве, можно с полным правом примерять психотипы и модели поведения к людям Средневековья. Конечно же, я верю замечательному ученому. Теперь - насколько глубоко в прошлое можно поместить проблему самозванства?
Например, другой уважаемый мной историк рассказывает в своей фантастической повести об очень похожем случае, и даже фамилии персонажей оказываются похожими: очевидно, он использовал известный сюжет о Мартене. Но! Место действия его повести - двенадцатый век, накануне появления Святейшего Обвинения.
Также, вернувшись снова к Гуревичу, читаем: "Но я задаю себе вопрос: когда средневековый автор идентифицировал себя с неким образцом — Абеляр с Иеронимом, Гвибер Ножанский с Августином, Сверрир с Магнусом, сыном святого Олава, — ведь он знал, что он — Абеляр, а не Иероним и тем более не Христос, Гвибер, а не Августин, и т.д.?" Все эти деятели жили и творили значительно раньше шестнадцатого века. Это век одиннадцатый.
Вопрос остается, но думаю, можно перенести данные особенности осознания своего Я и в девятый-десятый век с поправками на сохраняющееся явление архаического индивидуализма...